Господин Гексоген

Гречишников едко смеялся:

– Да она тебя не боится, хрыч! .. Ты бы ее не боялся! .. Своя небось баба обрыдла! .. Свежатинки захотелось? .. Кушай, кушай, с подливочкой! .. Скоро икать начнешь! ..

Затем следовали кадры, которые не включали в себя раздевание Прокурора, по-видимому, состоявшее из бестолкового сволакивания пиджака, дерганья галстука, отстегивания нелепых подтяжек, комканья брюк, стыдливого освобождения от длинных семейных трусов. Сразу появилась постель с двумя телами, успевшими смять покрывало и сдвинуть мутаки. Вероника лежала лицом вверх, согнув красивый локоть, подложив ладонь под голову. Другой ладонью чуть прикрывала грудь, растворив тонкие пальцы, сквозь которые невинно выглядывал сосок. Прокурор тыкался в нее по-собачьи, жадно целовал ее неподвижное тело, и казалось, что он собирается не любить ее, а торопливо ею поужинать. Были слышны его постанывания, утробные, похожие на всхлипывания слова:

– Богиня! .. Несравненная! .. Помоги мне! .. Ты мне как дочь! .. Я теряю сознание! .. Сделай так, чтоб я умер! ..  – Ты уже умер, козел! ..  – ликовал Гречишников.  – Ты уже на Ваганьковском! .. Закажем тебе памятник работы Эрнста Неизвестного! .. Фаллос в прокурорском мундире! .. «Под камнем сим лежит законник, он членом бил о подоконник! » – Они с Копейко подняли рюмки. Не дождавшись того же от Белосельцева, чокнулись, выпили, хватая руками розовые ломти семги.

Белосельцев вдруг испытал острое, нарастающее чувство позора. Сознание своего мерзкого греха. Прокурор лежал навзничь, лицом в потолок, с полуоткрытым, постанывающим ртом, идиотическими, побелевшими от наслаждения глазами, уродливо раздвинув стопы с загнутыми большими пальцами. Женщина склонилась над ним, белея гибкой спиной, с подвижной линией позвоночника, круглыми, кувшинообразными бедрами. Целовала его волосатую грудь, выпуклый дышащий живот. Ее голова двигалась, плавно описывала цифру «восемь». Были видны ее маленькие, тесно сжатые стопы. Время от времени она поднимала голову, отбрасывая назад спадавшие волосы.  – Как хорошо! ..  – подавал ноющий голос Прокурор.  – Мы созданы друг для друга! .. Мы поедем во Францию! .. Будем жить у моря! .. Как мне хорошо, моя радость! ..

– Обещаю, козел, через день это услышит вся Россия!  – гоготал Гречишников, подливая водку.  – Только уточни, где будете жить? .. В Ницце? .. На Лазурном берегу? .. В какой-нибудь маленькой уютной гостинице под Марселем? .. Может быть, вам обвенчаться? .. Справим свадьбу в «Метрополе», позовем на нее всех валютных проституток Москвы! .. Прокурор лежал на женщине, похожий на носорога, с жирной горбатой спиной, тучными плечами, маленькой лысеющей головой. Сопел, бормотал, хлюпал. Через несколько пропущенных кадров подымался из постели. Стыдливо отвернувшись от женщины, напяливал нелепые семейные трусы и при этом хотел казаться галантным, благодарил ее. Она продолжала лежать, смотрела ему в спину и улыбалась.

– Стоп-кадр! ..  – возопил Гречишников.  – Это лучшее, что мы имеем! .. В журналы «Лица» и «Профиль»! .. На первые страницы! .. Правосудие надевает трусы! .. Зевс покидает Данаю, натягивая сатиновые трусы образца первых сталинских пятилеток! .. После этого его будут узнавать не только по лысине, но и по трусам! .. Ради такого стоит жить и работать! ..