Господин Гексоген

На солнечном дворе стояла железная кровать с пружинами. На ней, раскинув усталые руки, лежала мертвая женщина, и двое солдат насиловали голый остывающий труп. Сбросили бронежилеты и шлемы, откинули автоматы. Один колыхался на женщине, двигая тощими ягодицами, другой держал женщину за босую стопу, и его глаза, не видя Белосельцева, были полны безумным солнечным блеском.

«Ну убей же меня! » – выкликал Белосельцев, ступая по растресканной, пустой до горизонта планете, на которой, освещенная солнцем, стояла железная кровать, и под мертвой женщиной и накрывшим ее солдатом тягуче скрипели пружины. Через улицу солдаты окружили каменный дом, увитый до крыши корявой лозой винограда. В каменном основании дома синела дощатая дверь. Солдаты наставили на дверь автоматы, один с мегафоном громогласно гудел. Металлические звуки ударялись о стену дома, о маленькую синюю дверь:

– Выходи без оружия! .. Руки поднять! .. Гарантируем сохранение жизни! .. В противном случае дом будет взорван! ..

– Кто там?  – спросил Белосельцев усталого офицера в шлеме, из-под которого стекал липкий пот.

– Главарь ваххабитов… Сына его убили, а он из пулемета отстреливался… Да, видно, патроны кончились…

– Выходи без оружия! ..  – продолжал гудеть мегафон.  – Руки поднять! .. Гарантируем сохранение жизни! ..

Дверь отворилась, и в темном прогале, покачиваясь, просовывая наружу длинные руки, вышел человек, тяжелый, тучный, с длинной, упавшей на грудь бородой, в белой вязаной шапочке. Он был одет в тесную, не сходившуюся на груди куртку, в короткие, не по росту, штаны, из которых упирались в землю крупные ноги в бутсах. Глаза человека, привыкая к солнцу, смотрели на солдат лениво и подслеповато.

– Ближе! ..  – командовал офицер, подступая к бородачу.  – Руки держать! ..  – длинным, лающим криком понукал ваххабита, видя, как тот опускает руки.

Тот медленно опускал тяжелые, натруженные ладони, которые от усталости был не в силах держать. Ладони опали к поясу, вяло распахнули куртку. Глаза его вспыхнули кругло и грозно. В руках оказалась граната. Грохочущие очереди, пробившие ему грудь во многих, брызнувших кровью местах, совпали с трескучим взрывом, который он, казалось, кинул в солдат. Упал с дымящейся ямой в груди, и рядом стонали и корчились посеченные взрывом солдаты. Другие, отступая, били издалека, окружая лежащего боевика пыльными кудряшками попаданий.

Белосельцев вышел на окраину села, где кончались разрушенные дома и подворья, в каждое из которых попал снаряд или угодила ракета. Село лежало с переломанным хребтом, пробитым черепом, выпущенной кровью. За ним начинались виноградники, пастбища, хлебные поля, отвоеванные у каменных круч кетменем и мотыгой долгими поколениями горцев. Все перепахала артиллерия, сожгла авиация, наносившая огневой удар по рубежам обороны, где засели мятежники, превратив арыки в траншеи, расположив в каменных сушильнях безоткатки и гнезда снайперов. Теперь здесь работали саперы, проходя с миноискателями по корявому, красно-ржавому винограднику, извлекая мины из-под кореньев.

– Сюда не ходить… Минное поле… Противопехотные с противотанковыми… – сказал Белосельцеву маленький усталый сапер, втыкая в землю штырь с красным флажком, на котором было написано: «мины». Пошел вслед за товарищами, щупая землю миноискателем, шевеля растресканными губами, читая придуманную им самим молитву «о спасении от мин».