Господин Гексоген

Внезапно из стайки играющих раздались крик, визг. Две девочки сцепились, как маленькие разъяренные кошки.  – Лахудра рваная, кинуть меня хотела!  – визгливо выкрикивала смуглая, похожая на цыганочку, яростная, гневная, беспощадная.  – Ты сперва заработай, а потом и хватай! .. На халяву хотела!  – Она трясла конфетной оберткой перед своей голубоглазой подругой, которая в ответ толкала ее кулачком, и ее лицо покрылось пунцовыми пятнами.  – Ты у меня будешь пасть разевать!  – кричала она http://o-rarity.ru в ответ.  – Я Ахмету скажу, он тебя раком поставит! .. Они сцепились, дрались, хватали друг друга за волосы, впивались в кожу ногтями, отстаивая право на собственность в виде конфетных бумажек. Как зверьки, еще только учились биться насмерть, выкраивая себе среди жестокого, враждебного мира малую территорию жизни.

Мальчик с чубчиком, миловидный, с тонкой переносицей и синей жилкой на шее, грязно выругался. Кинулся к дерущимся девочкам, пинками и ударами разнял их:

– Морды себе поцарапаете! С мордами поцарапанными ни хрена не заработаете! .. Ахмет вас обеих раком поставит! Эти слова и ругательства остудили дерущихся. Девочки разошлись. Всхлипывали, поправляли растерзанную одежду, подбирали с земли рассыпанные фантики. Мальчик, установивший перемирие, желая его продлить, достал из кармана пачку сигарет. Предложил соперницам. Извлек прозрачную пластмассовую зажигалку, поднес газовый огонек. Обе девочки, черноволосая и русая, молча, по-взрослому, закурили. Глубоко затягивались. Выставляя нижнюю губу, выпускали струю дыма. Белосельцев изумленно смотрел на эту схватку. Подросток в косынке не вмешивался. Виновато, будто извиняясь перед Белосельцевым, улыбался гагаринской улыбкой. Мальчик с чубчиком, бывший среди детей старшим, по-взрослому, вразвалку, держа в зубах сигарету, подошел к подростку в косынке:

– Ну чего, Серега, давай включай воду! Помоем «Гастелло»! А то Николаю Николасвичу на грязной ехать неловко! Из шланга забила вода. Чубатый мальчик, не выпуская изо рта сигарету, окатывал автомобиль искристым водяным ворохом, разбивал струю о лобовое стекло с портретом генералиссимуса и Богородицей, о красную звезду, о нарисованный на мятом корпусе самолетный киль. Девочки, уклоняясь от брызг, терли машину губками. Николай Николасвич, опустив усталые руки, стоял в стороне, нежно и печально смотрел на мойщиков.

Парень в косынке, которого назвали Серегой, держал в руках отвертку, протирал ее ветошью, поясняя Белосельцеву:

– Вон та, черненькая, Ленка, сама не знает, откуда взялась. Из Тамбова, что ли. Беленькая, Верка,  – у нее мать под электричку попала, а больше никого, так и слоняется… Эта рыжая – Сонька,  – родители, пьяницы, ее цыганам продали, а она сбежала и здесь толчется… Лешка, пацан,  – у него мать и отец – воры, в тюряге сидят, а он из детдома сбежал… Дети превращали мытье машины в игру. Брызгались, визжали, норовили мазнуть друг друга белой пеной. Паренек направлял струю то на одну, то на другую девчонку, и те восхищенно вопили, делали вид, что сердятся, грозили мокрыми кулачками.  – Их всех, ребятишек этих, прибрал чечен Ахмет… Гнида сучья, паразит, наркотой торгует… Он их вечером собирает. Пудрит, красит и к азерам на рынок отвозит, в гостиницу на всю ночь… А утром девчонки и Леха сюда приползают, синюшные, побитые, кто пьяный, кто накуренный. В гараже, на нарах отсыпаются… Вечером Ахметка опять их на рынок везет… Люди в милицию обращались: «Арестуйте Ахмета, всех наркотой отравил! .. Над детишками измывается! .. Вы что, в милиции, не русские люди? .. » А его на час в отделение забрали, допросили и обратно выпустили. Он ментов с потрохами купил, с ними деньги делит. Они у него как охрана работают…

Дети радовались, шалили. Рыжая девочка, вся мокрая, в прилипшем платье, с потемневшими от воды волосами, вырывала шланг у мальчишки, визжала.