Господин Гексоген

Поездка в Псков не была обычным путешествием пожилого человека по местам молодости и первой любви. Он ехал не для того, чтобы оказаться среди храмов, озер, сосняков, где было ему чудесно и где он пережил любовь. Он отправлялся туда с магической целью обратить время вспять. Он ехал в Псков, чтобы, подобно водолазу, погрузиться в огромный океан исчезнувшего времени и там, среди утонувших кораблей, потопленных материков, ушедших на дно поколений, найти крохотную скважину, в которую нырнет, промчится вспять, вынырнет в исчезнувшем мгновении. Он готовился к поездке, как к огромной духовной работе. Уезжал, чтобы не вернуться.

За этими торжественными размышлениями его настиг утренний телефонный звонок. Голос казался знакомым, с едва уловимым двойным дефектом, как если бы на одну монету были наложены две разные чеканки. Голос был вежливый, исполненный извинений, но в нем, как в перегретом электрическом проводе, присутствовала потаенная истерическая страсть.

– Виктор Андреевич, поверьте, я не стал бы беспокоить вас дома, да еще в столь ранний час. Только неотложные обстоятельства заставили меня это сделать. Мне нужна встреча с вами, короткая, но немедленная. Не откажите мне в моей просьбе.

– С кем имею честь?  – Белосельцев испытал муку, чувствуя, что над его возвышенными философскими построениями нависла угроза, как нависает над головой оборвавшийся электрический провод.

– Это я, Вахид Заирбеков. Поверьте, обстоятельства слишком серьезны.

Белосельцев мгновенно вспомнил молодого чеченца с тонким лицом, сросшимися, одним взмахом прочерченными бровями, чья мелодичная русская речь была странно аранжирована музыкой Кавказа и Оксфорда. И это воспоминание, и доклад Премьера на собрании спецслужб, и эффектно поднятый над сценой футляр, перетянутый блестящей тесьмой, из которого, как в жутком фокусе, выпала отрезанная, с белыми бельмами, голова Шептуна,  – все это нахлынуло жутью, и Белосельцев попытался отпрянуть, отдалиться от нависшего, смертельно опасного провода.

– К сожалению, Вахид, вы застали меня перед самым отъездом. Едва ли я вам буду полезен.

– Мне нужна краткая встреча, Виктор Андреевич. Не больше минуты. Она касается всех нас, патриотов России. Это не мое и не ваше личное дело. Простите за высокопарный слог, но это общенародное, общенациональное дело. И вы, когда будет поздно, не простите себе того, что не встретились со мной. Быть может, вы единственный человек в современной России, кто сможет услышать меня и отвратить беду.

Белосельцев чувствовал, как Псков, его белые церкви, его голубые высокие облака над горячими пыльными дорогами, его розовые сосняки и озера,  – все это отплывает, удаляется.

– Я вернусь через месяц, и тогда повидаемся,  – пробовал отказаться Белосельцев, понимая, что попытка тщетна и новая опасность, как длинная тень, стоит у его порога.

– Дело не терпит отлагательств, Виктор Андреевич. От нас с вами зависят сотни жизней. Как верующие люди, как граждане нашей общей Родины мы не вправе отвернуться. Мне нужен пятиминутный разговор с вами.